— Так, парень, погоди засыпать.

Смотритель достал банку с жиром сурка и шерстяные носки.

— Я, правда, уже в норме.

Он потрогал щиколотки.

— Хм, ноги и правда уже теплые. Что ж, вон тот диван в твоем распоряжении.

— Спасибо.

Я дотопал до дивана, и мне показалось, уснул мгновенно, едва голова коснулась подушки.

В сон ворвался шум горного поезда. Состав, заскрежетав, остановился на станции. Хлопнула дверь.

— Господин и госпожа Райнер! — услышал я донесшийся с улицы голос смотрителя. — Подождите!

— Не сейчас, нам нужно домой.

— Но Эгихард здесь.

— Что⁈

Они зашли внутрь, смотритель находу им рассказывал, как я появился в его доме. Я открыл глаза, за окнами уже светлело. Родители подошли ко мне, я сел на диване.

— Харди, что случилось? — напротив меня присела мать.

Я молчал. Мама обернулась к смотрителю. Он, поняв, ушел в другую комнату.

— Харди, ну же, рассказывай.

— Они выкинули меня.

— Кто?

— Мои братья. Все четверо.

— Наверное, они просто играли с тобой, — отец встретился на миг взглядом и снова отвел глаза.

— В окно, которое выходит в пропасть, — произнес я твердо.

Родители смотрели на меня с неверием.

— Это невозможно…

— Невозможно что? Что меня выкинули? Или что я остался жив? — спросил я.

Мама прижала ладонь к моему лбу.

— Он весь горит! — воскликнула она.

Отец взял меня за ладонь.

— Проклятье… А как ты дошел досюда?

— Обогнул утес. Шел чуть больше часа.

— Смотритель знает?

— Нет.

— На снегу наверняка остались следы, — отец хмуро глядел на мать.

— Я вызову небольшую метель, всё заметет, — сказала она.

— Но он мог уже увидеть, — отец глянул на меня и я увидел на его лице странное выражение. Выражение готового пойти на всё.

— Тео, сейчас не до этого. Нам надо срочно домой.

Мать достала из своей сумки какой-то пузырек. Отец принес стакан с водой, туда капнули несколько капель и дали мне выпить. У меня поплыло сознание и я отключаясь, свалился на диван. Отец, завернув меня в плед, взял на руки и потащил к выходу.

Глава 15

Я проснулся в купе поезда. За окном мелькали предгорья, пролетали мимо небольшие городки, леса и поля. Я не сразу сообразил, что мама, сидевшая напротив, о чем-то спрашивает меня. Голова была словно набита ватой.

— Харди, ты как себя чувствуешь?

Я посмотрел на своё перебинтованное запястье, почему-то одно на этот раз, скользнул взглядом по сидевшему рядом с матерью старшему брату, что мрачно наблюдал за мной. Глянул на сидевшего рядом со мной отца.

— Куда мы едем? — спросил я.

— Ты не помнишь? Вчера мы собрались вместе и наконец решили, что нам пора переезжать.

— Куда?

— В замок Хоэцоллерн.

— Мне нравилось на Шафберге.

— С удовольствием отправим тебя обратно, — процедил сквозь зубы старший брат.

Показалось, что внутри закрутился черный вихрь. Я ощутил как меня переполняет ненависть к брату и желание его убить. Только я всё никак не мог вспомнить за что. Я прикусил губы, словно боль могла пробить проклятый барьер к моей памяти. И увидел как бледнеет мать.

— Харди…

На столик между нами закапала кровь. Мать вжалась в спинку сиденья. Брат спешно отодвинулся от меня подальше.

— Эгихард, — произнес отец. — Достань платок и вытри кровь. Аккуратно.

Ему удалось сказать этот так, что голос почти не дрогнул. Но я разобрал в нем страх. Я поднялся, облизнув губы и ощутив соленый вкус, шагнул в сторону брата.

— Харди! — крикнул мне в спину в отчаянии отец.

Брат забился в угол и на его его лице проступил отчаянный ужас.

— Отец! Да сделайте же с ним что-нибудь!

— Я сам с тобой что-нибудь сделаю, ублюдок, — произнес я.

Сказал чуть в сторону, и кровавые капельки попали на обшивку сиденья, а не на позеленевшее лицо брата. После этого я достал платок, вытер кровь с губ и со столика и вышел вон.

Прижимая платок к ране, я пошел по коридору в сторону туалета. В уборной я долго умывался холодной водой. Посмотрел в зеркало и не увидел на губах ран.

— Что происходит? — спросил я себя.

Моя жизнь казалась кусочками пазла, большая часть которого отсутствовала. Но еще с большим ужасом я осознал, что раньше мне и в голову не приходило задавать подобные вопросы: почему я ни черта не помню? Словно я жил в состоянии странной прокрастинации, занимаясь чем угодно, только лишь бы не задумываться о причинах провалов в памяти.

Я хорошо помнил лето и осень на Шафберге. Как гулял по горам, читал книги, иногда добирался до озера, купался там. Всегда один. Иногда я останавливался у смотрителя. Он поил меня чаем, собранным из горных трав. Но мы ни о чем с ним не говорили, перекидываясь лишь приветствиями, несколькими словами о погоде и прочими банальностями.

Что было до этого лета? И что было вчера? Я снова бросил в лицо пригоршни ледяной воды. Закрыл глаза. В памяти мелькнул снег, полная луна и то, как я упал в пропасть. И я вспомнил, что случилось накануне. Вспомнил, как мне дали что-то выпить, что отключило меня. Но зачем? Зачем это делали мои родители? Я не понимал.

Я вышел из туалета, остановился в коридоре, задумчиво смотрел в окно. Минут через пять ко мне подошла мать.

— Харди, ты успокоился? Покажи рану.

— Все уже зажило. Только я не понимаю, зачем? И что вы делаете со мной?

Я посмотрел на мать и увидел на ее лице крайнее изумление.

— Эгихард, — произнесла она с нажимом. — Ты не осознаешь, что говоришь со мной на языке, который я не знаю? Что ты сказал сейчас и брату в купе?

— Что он ублюдок.

— Харди! — на лице матери едва ли не отчаяние отразилось.

Я потер лоб. На каком языке я говорил? Я не знал. Поглядел на мать и предпринял еще одну попытку изъясниться понятно.

— Я сказал брату, что он ублюдок.

На лице матери изумления стало больше.

— Харди… я шестнадцать лет ни с кем не говорила по-гэльски. С тех самых пор, как уехала из Ирландии.

— Зато ты теперь меня понимаешь, — заметил я.

— Ты не должен так говорить со своим старшим братом…

— Брату надо знать свое место, — я глянул на нее так и увидел, как лицо ее снова заливает молочная бледность.

— Ты что-то вспомнил? — выдавила она из себя и едва не попятилась.

— Что вы сделали со станционным смотрителем? — спросил я.

— Ничего.

— Хватит мне врать, — произнес я.

Мать испуганно оглянулась в сторону купе, где остался отец с братом.

— Эгихард, я хочу чтобы ты знал: всё, что мы делали, только ради твоего блага. Смотритель видел следы, которые вели от пропасти, а не от дома. Он мог кому-нибудь рассказать и подвергнуть всех нас опасности. Отец не мог оставить его в живых.

— Как отец это сделал?

Мать молчала.

— Мне вернуться в купе и спросить брата, почему он ради моего блага выкинул меня в пропасть? — спросил я.

— Мы принесли тебя домой, объяснили остальным про твою кровь. Отец взял у тебя пару капель и со старшим вернулись на станцию.

— А мне про кровь никто ничего не хочет объяснить?

Мать покачал головой.

— Харди… Если ты узнаешь, тебя убьют.

Поезд вдруг тряхнуло, уши резанул визг и скрежет металла, который перешел в вой.

Я распахнул глаза и увидел знакомый потолок. За окном рассвело и где-то там опять завывала банши.

Что ж, похоже я теперь мог вызывать контролируемый сны, рассказывающие о прошлом. Уже не плохо. Плохо только то, что по-прежнему ни черта не прояснилось.

Я, поднявшись, попросил принести завтрак мне в комнату. Позавтракав, я, прихватив аркан и атлас автодорог, направился в гараж. Финбарр уже был на месте.

— Харди…

— Если ты хочешь поговорить о своей матери, то лучше этого не делать, — предупредил я.

Он кивнул. Потом чуть смущенно кашлянул, глядя на мое хмурое лицо.

— Тетушки и кузины просили передать тебе спасибо. Они уже съездили в Корк в банк…